В статье представлены результаты исследования, основанного на применении к анализу истории медицины XVII в. концепции структуры и динамики научного познания, разработанной В.С. Степиным. Научная революция в медицине XVIII в. носила локальнодисциплинарный характер и состояла в изменении картины исследуемой реальности. Ее механизмом послужило преодоление сложившегося в медицине 1690х гг. внутридисциплинарного кризиса, связанного с осознанием невозможности объяснить все процессы жизнедеятельности здорового и больного человеческого организма исключительно на основе картезианских представлений о «соударении» частиц, лишенных какихлибо специфических свойств.Выход из кризиса обеспечило дополнение картезианской (...) картины исследуемой реальности представлениями о существовании «внутренних деятельных сил», присущих организму человека. Применительно к природным телам вообще эти представления были введены в европейскую науку Нового времени Г. Лейбницем и И. Ньютоном. Внедрение в медицину идей динамизма связано главным образом с деятельностью А. Питкерна, Ф. Гоффмана, Э. Шталя, Дж. Бальиви, Г. Бургаве, а также А. Галлера, представившего экспериментальные доказательства существования сил, присущих только живым организмам.Во второй половине XVIII в. возникли и получили распространение новые медицинские учения (Т. Борде, П. Бартез, Х. Гуфеланд, Ф. Медикус, Дж. Броун, И. Блюменбах, А. Месмер), определявшие жизнедеятельность человеческого организма в его здоровом и больном состояниях как результат совокупного действия различных сил. Признание большинством врачебного сообщества идей динамизма привело к кардинальному пересмотру представлений о болезни, возникновению принципиально новых подходов к изучению, диагностике, лечению и профилактике заболеваний человека и ознаменовало окончательное утверждение в медицине новой, несводимой к механической картины исследуемой реальности. (shrink)

Развитие биологических исследований Нового времени находилось в тесной связи с общим прогрессом научного познания. Разработка механики жидких и твердых тел, широкое применение в физике экспериментальных и индуктивных методов послужили основой гносеологическому оптимизму: задача усматривалась в открытии посредством разума единых для всей природы законов и тем самым окончательном объяснении всего сущего. На изучении методов науки сконцентрировалось внимание крупнейших философов эпохи. Интеллектуальное завоевание физического мира осуществлялось весьма успешно, казалось, что цель близка. Предстояло распространить механические представления на область органической природы и социальной жизни.В (...) XVII–XVIII вв. шло интенсивное формирование «биологической реальности», включающей совокупность теоретических представлений, разработку специфических методов исследования, научного языка и накопление фактуального материала. В этот период произошло становление ряда биологических дисциплин: систематики и сравнительной анатомии, эмбриологии и физиологии растений и животных, антропологии и др. Серия важнейших открытий продемонстрировала возможности применения экспериментального метода в биологии. Однако сфера его использования оставалась ограниченной. В качестве основного приема изучения фигурировало сравнительное описание. Совершенствование классификации живых организмов способствовало пониманию единства органического мира. В этот период развития науки сформировались направления, отличные от механицизма по своим онтологическим и гносеологическим установкам. Их сторонники считали, что представление об организмах как машинах приводит к утрате специфики объекта биологических исследований. Дискуссии в биологии XVII–XVIII вв. обозначили проблему оснований науки о живой природе. (shrink)

У статті вивчається актова документація XVIII ‒ першої половини ХІХ ст., якою послуговувався парафіяльний клір для підтвердження законності шлюбів і допуску наречених до обряду вінчання. Наукова новизна дослідження полягає у спробі виокремити, систематизувати та проаналізувати дозвільні документи вказаного періоду, які регламентували підготовчий етап у проведенні таїнства шлюбу. Наведені церковні письмові джерела відповідно до назви, змістового наповнення та представленої умовної класифікації актової документації було увиразнено в осібні групи офіційно-службового напряму, процитовано найбільш значимі фрагменти, акцентовано увагу на формах написання, показано відмінності (...) в подачі інформації про головних дійових осіб вінчання. (shrink)

This paper is a report of the conference 'John Duns Scotus 1308–2008. Investigations into his Philosophy' 5-9 November 2008.

This paper is a report from the international MacIntyre conference 'Theory, Practice, and Tradition'.

This paper is a report from 'the international conference Trust in Reason', 16-18 October 2008.

В статье систематически представлены основные версии происхождения историзма (версии неокантианства, философии жизни, феноменологической герменевтики и археологии знания). Эти версии сопоставляются с работами историков конца XVIII – начала XIX в., в том числе с недостаточно известными. Проведенный критический анализ позволяет уточнить картину возникновения историзма.

Представлен обзор основных этапов рецепции философии Дэвида Юма начиная с ранних реакций, появившихся еще в середине XVIII в., и заканчивая современными исследованиями. Автор стремится выявить те ключевые аспекты философии Юма, которые являются актуальными для современной философии и обусловливают происходящий сегодня процесс институционализации изучения работ Юма как самостоятельной области историко-философских изысканий. Отдельное внимание уделяется юмовской интерпретации понятия тождества личности, подчеркивается ее значимость для современных дискуссий в этой области.

Статья представляет собой анализ некоторых из тех преимуществ и недостатков, которые возникают при попытках технологизации социальной сферы жизни людей. Распространение современных социальных технологий представлено в терминах нового возрождения утопических проектов XVIII и XIX вв. Автор высказывает тезис о том, что без этих технологий современное общество немыслимо. Исследуя способы сближения современных конвергирующих (НБИК) и социальных технологий, автор указывает на ряд угроз (для свободы, мышления и т.д.), которые возникают в рамках этого процесса для личности.

Рассматриваются вехи истории представлений о науке, ее предмете и методологии, роли в жизни общества. Исследование проведено совместно с магистрантами, изучающими курс философии науки. Основой анализа стали энциклопедические словари и учебные пособия.

Статья посвящена эклектике и синкретизму, их реальным смыслам и функциям в истории философского знания: от понимания философского знания как «естественного» эклектического сочетания элементов разных учений (Александрия, I–III вв.) до становления целостных систем немецких мыслителей (XVIII–XIX вв.), последующего преодоления «системности» и, наконец, возникновения «нового» эклектизма в постмодернистской философии. Необходимость неоднозначного понимания и современное переосмысление истории и природы синкретизма и эклектизма в философии подтверждается современным толкованием «классических эклектиков» Цицерона (Рим, I в. до н.э.) и Диогена Лаэртского в книге «О жизни, учениях (...) и изречениях знаменитых философов». Принимаются взвешенные позиции А.Ф. Лосева и Г.Г. Майорова, показавших, что оценки этих мыслителей идут по традиционным критериям прошлых веков – создал или не создал философ свою систему; последнее было признаком эклектизма. Дальнейшее рассмотрение строится на оценках Дидро из «Энциклопедии», где эклектик понимается как философ, отрицающий традицию, общепризнанность, авторитет, – все, что «порабощает умы», принимающий только то, что подтверждается его опытом и разумом. Отмечается преодоление системосозидания (XIX в.), в частности, младогегельянцами, К. Марксом,М. Штирнером, Л. Фейербахом и др., кто соединяет критику немецкой философии с антропологизмом и французскими идеями социалистической ориентации. Их философские построенияв полной мере являются синкритическими и эклектическими в позитивном содержании этого понятия, учитывающего все значение диалога разных идей, подходов и концепций. Представлено рассуждение Г.Г. Шпета о критическом и позитивном отношении к эклектизму в русской философии (А.И. Герцен, П.Л. Лавров). Статья завершается рассмотрением синкретизма и эклектизма как базовых приемов в современной постмодернистской философии с опорой на статьи Ж.Ф. Лиотара и В. Вельша, на примере работ Ж. Батая, Ж. Бодрийяра. (shrink)

The review is devoted to the analysis of a new book by Leonid Ushkalov in which the life and work of Hryhorii Skovoroda are presented in the genre of a philosophical and poetic portrait on the background of Ukraine and Europe of the XVIII century.

The report examines philosophic and anthropological aspects of the modern mankind vital activity on the basis of revised understanding of ideological and methodological content of the Russian XIX-XX century organicists’ and cosmists’ ideas. The author substantiates the position, in accordance to which the place of a human in the world, the nature of their relations with the world, being an eternal philosophical subject, determines the ideological content and significance of modern human problems. The efficiency of mastering the current situation of (...) a human in the world depends to a great deal on continuing introspection between different generations of professional philosophers. The author proposes to realize global ideological reorientation, which took place in the world history as a result of the late XVIII - early XIX century industrial revolution, by comparing meditative and behavioral types of ideology. The main contradiction of the behavioral type of ideology is shown as methodology of comparing the subjective and objective factors of history, which fundamentals were laid by the Russian XIXXXcentury organicism and cosmism. This methodology allows studying boundaries of freedom and the amount of responsibility of modern mankind for its destiny and the destiny of its world. (shrink)

Прагнення подолати розкол християнства 1054 р., який заклав основи формування двох релігійних систем – провослав’я і католицизму, ініціювало укладення Ліонської, Ферраро-Флорентійської та Берестейської уній, які створили особливу модель Церкви. У подальшому такі Церкви відчули тиск латинізації, що ще більше зміцнило переконання православних про бажання Апостольського Престолу підпорядкувати Православну Церкву. Взаємне відчуження між католиками і православними поглибилось у XVIII ст., коли Конгрегація поширення віри спеціальним декретом в 1729 році заборонила «communication in sacris». Сумніви католиків у благодатності православних церков мали зворотню (...) реакцію з боку патріархів Константинопольського, Александрійського та Єрусалимського, які в 1755 р. оприлюднили спільну заяву, назвавши єретиками всіх, хто перебуває поза Православною Церквою. (shrink)

v. 1. Filosofia antica. Filosofia patristica. Filosofia scolastica.--v. 2, pt. 1. Filosofia moderna sino alla fine del secolo XVIII. Ristampa riv. della 1. ed.

v. 1. Metodología e introducción histórica.--v. 2. La Edad de Oro.--v. 3. Del Barroco a la ilustración (Siglos XVII y XVIII).--v. 4. Liberalismo y romanticismo.--v. 5. La crisis contemporánea (3 v.).

A relação entre o sublime e a arte, a princípio, soa natural e certa, mas ao longo do século XVIII algumas teorias afastaram essa categoria da produção artística. Foram décadas notadamente frutíferas nas questões sobre o sublime, período em que não só o sublime recebe seu título de categoria estética como destacadamente participa das questões epistemológicas da recém cunhada disciplina Estética. Nesse cenário, alguns pensadores se voltam exclusivamente para o sublime natural. Esse artigo procurará mostrar o caminho percorrido por (...) esse conceito a partir da recepção pelos ingleses, em 1689, do tratado sobre retórica do século I d.C. intitulado Peri Hypsos, traduzido por Boileu-Despréaux como Sobre o Sublime e atribuído ao crítico grego Cassius Longinus. Visitaremos as teorias de pensadores como Joseph Addison, Edmund Burke e Immanuel Kant, que apontam para o sublime exclusivamente como contemplação da natureza, e encerraremos essa jornada na reinserção do drama trágico na categoria sublime por Friedrich Schiller. Fecha-se, dessa forma, o que chamamos aqui de “ciclo do sublime natural”, que se inicia na leitura característica dos britânicos empiristas, encontra sua mais bem acabada teoria na terceira Crítica kantiana e se encerra no trabalho teórico e literário do poeta de Weimar. (shrink)

Este texto se propone responder a la pregunta acerca de la relación entre estética y filosofía de la historia a partir del examen de las teorías estéticas de Winckelmann (mediados del s. XVIII) frente a las reflexiones acerca de la historia de Burckhardt (finales del s. XIX), atravesadas ambas por el significado que adquiere en cada una de ellas el concepto de lo clásico. La idea es mostrar cómo una historia del arte como la de Winckelmann, cuyo criterio es (...) el arte griego como canon, trae necesariamente consigo una filosofía de la historia que la sustenta y la hace posible; a la vez que una reflexión sobre la historia como La de Burckhardt, que se presenta a sí misma como una respuesta a la tradición neoclásica y romántica que la precede, refleja tras de sí un pensamiento estético propio. (shrink)

Conocida esta enfermedad por el nombre de tisis, algunos países tenían registros de las muertes producidas por la tuberculosis, aunque después de la revolución industrial del siglo XVIII, se hicieron frecuentes los registros debido a la alta mortalidad. Las causas fueron varias: las malas condiciones de trabajo, las casas insalubres y atestadas de seres humanos, la dieta poco variada, entre otras. Se va a definir la imagen idealizada de la tuberculosis por el estudio de diversos poemas de autores que (...) plasmaron el pensamiento general de esa época, un muestreo de una enfermedad que se sigue manifestando, pero sin el concepto añadido de belleza romántica. (shrink)

In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:Reviewed by:Nietzsche. His Philosophy of Contradictions and the Contradictions of His PhilosophyAlan D. SchriftWolfgang Müller-Lauter. Nietzsche. His Philosophy of Contradictions and the Contradictions of His Philosophy. Translated from the German by David J. Parent. Foreword by Richard Schacht. Ghicago: University of Illinois Press, 1999. Pp. xviii + 246. Paper, $21.95.Since this work first appeared in 1971, Wolfgang Müller-Lauter has been at the forefront of German Nietzsche scholarship. The (...) long overdue appearance in English translation of this important work is a welcome addition to the Nietzsche literature and, although dated in some respects, it remains an important work that warrants careful attention. As Richard Schacht notes in his foreword, the original publication of this work was a significant event in the history of Nietzsche studies in Germany. Coming ten years after the publication of Heidegger's massive two-volume Nietzsche, Müller-Lauter's book "provided a much-needed counterweight" to Heidegger's idiosyncratic treatment (ix). Aside from proferring a significant rejoinder to the Heideggerian interpretation, Müller-Lauter also responds to a vast array of German Nietzsche scholars, some well-known (K. Löwith, K. Jaspers, E. Fink, K. Schlechta), but many much less familiar. As such, this book is an important piece of historical scholarship, offering the contemporary English-speaking reader an interesting picture of German scholarship on Nietzsche before Heidegger's work took center stage as the dominant (unfortunately, some would say only) German work worth engaging.But Müller-Lauter's book is not just of historical interest; it offers a powerful and profound reading of Nietzsche's corpus focused on the question of contradiction, both the contradictions readers find amidst Nietzsche's various works and Nietzsche's own philosophy of contradiction, namely, that contradictoriness is in some sense constitutive of the world. For Müller-Lauter, contradiction, the unresolvable conflict between essentially antithetical perspectives, grounds Nietzsche's philosophizing in wills to power. Emphasizing the plurality of conflicting wills to power, Müller-Lauter offers in successive chapters interpretations of Nietzsche's views on history as the "concrete occurrences" of these conflicting wills to power; nihilism as the process by which an organized system of forces (physical, social, intellectual, cultural) disintegrates into an antagonistic multiplicity of competing wills; morality as demanding truths that, once discovered, it can neither face nor accept, fleeing instead into a fictitious world of its own creation; Christian truthfulness as a destruction of truth that presents a "multiplicity of mutually opposing untruths" (72). All of these interpretations are shown to rest upon a contradiction at the heart of Nietzsche's own account of will to power, namely, that the strong will to power both affirms the multiplicity of perspectives and yet imposes its perspective as absolute.This is the paradox of the overman, a paradox Müller-Lauter addresses in his final chapter on "the doctrine of eternal recurrence." Not surprisingly, the eternal recurrence reveals itself to be essentially contradictory. But this contradiction is not self-refuting; rather "since the eternal recurrence is only as a thought and a doctrine, its meaning remains insurmountably split into a duality" (121) reflected in two ultimately incompatible types of overman. There is, on the one hand, the "powerful overman" who sees the entirety of what is as necessary for his own existence; to affirm eternal [End Page 453] recurrence is to understand everything that has been as a necessary series of events that ends with himself at its apex. But there is also the "wise overman," who understands the totality of what has been and is as necessary for his having arrived at the present moment in which he transcends himself and becomes other. Where the meaning of the powerful overman's affirmation of eternal recurrence resides in his appearance as the being who is dominant, the meaning of the wise overman's affirmation lies in understanding and accepting what has been as the precondition for both what he presently is and what he can become. Although both types of overman want recurrence, Müller-Lauter concludes they want something different in it and by it: the wise overman "is concerned with dissolving in the stream of... (shrink)

Towards the end of this masterful work, Walter Scheidel writes, “Be careful what you wish for.” This sentence captured my feeling throughout most of my reading of the book. I confess that before re...

Estudos recentes vêm revisando a composição da literatura que, ao longo do século XVIII serviu como base às ciências em território britânico. Segundo esses estudos, os seiscentistas de fala inglesa dedicaram-se a duas linhagens de texto, originadas em concepções de ciência muito distintas. Uma dessas linhagens tinha como fonte principal a antiga “literatura do segredo” que incluía desde velhos e sigilosos manuais de ofício até os milenares e proibidos tratados de hermética, literatura antes reservada a poucos. Diferente dessa, a (...) outra ]inhagem de textos surgia como um direto da proposta baconiana para a nova ciência: um saber elaborado por muitos e ao alcance de todos. Exemplos conhecidos dessa linhagem são os livros de divulgação utilizados pelos comenianos ingleses ou mesmo os relatórios, atas e memórias das sociedades científicas, geradores dos primeiros embriões de periódicos dedicados às ciências. Todavia, sob essa aparente contraposição das duas linhagens, há indícios de um profícuo diálogo - expresso sobretudo na correspondência e diários pensadores da época. (shrink)

O objetivo deste texto é apresentar e debater alguns pontos de interseção da esfera dos direitos humanos com o campo da religião, abordando, em especial, os encontros e desencontros referentes às doutrinas da Igreja Católica sobre os direitos reprodutivos e os direitos ambientais. Para tanto, reconstituímos uma narrativa histórica e relacional do debate sobre as origens e a evolução da transição demográfica e dos direitos humanos, desde a época da Revolução Francesa. Por meio de uma análise comparativa e contextualizada, apresentamos (...) o debate sobre população e desenvolvimento sustentável e as visões sobre os direitos reprodutivos e ambientais expostos em Conferências da Organização das Nações Unidas e nas encíclicas Humanae Vitae e Laudato Si’. Argumentamos que desde o final do século XVIII até os dias atuais, o progresso humano se deu às custas do regresso ambiental e, nessa rota divergente, aumenta a tensão entre a dinâmica do crescimento populacional e a efetivação dos direitos reprodutivos e dos direitos ambientais. Desta forma, assinalamos que no Estado democrático de direito, com respeito aos princípios da laicidade, a tolerância religiosa é essencial para o adequado equacionamento da questão dos direitos reprodutivos e para o aprofundamento do debate sobre os direitos ambientais. (shrink)

O que Maquiavel entende por liberdade, o que pode levar à sua degradação e como será possível restaurá-la? Esta é a pergunta que nos guiará nesta reflexão. Nossa hipótese é de que a liberdade, para Maquiavel, é resultado do movimento de resistência ativa do povo ao desejo de dominação dos grandes; ela é, pois, fruto da ação – da luta política - no espaço público e só existirá neste espaço enquanto persistir a resistência à dominação. Este desejo do povo de (...) não ser dominado pode degradar-se por dois movimentos opostos, mas que produz o mesmo efeito. Por um lado, quando o povo passa a ser movido pelo excesso do desejo de liberdade e passa a lutar por ambição, o que se mostra quando dá vazão ao desejo de controle pleno dos mecanismos de poder e passa a desejar como os grandes. Por outro lado, quando o povo revela falta do desejo de liberdade, o que se mostra na ausência de resistência à dominação e se submete voluntariamente ao jugo. Finalmente, como é possível a um povo que perdeu a liberdade de recobrá-la? Nos capítulos XVI a XVIII Livro I dos Discursos Maquiavel examina três diferentes situações: como instaurar uma vida livre quando um povo, acostumado ao jugo de um príncipe, se liberta ; como tornar livre uma cidade corrompida quando morre seu príncipe ; como proceder para retornar à liberdade uma cidade tomada inteiramente pela corrupção. (shrink)